Fallout 3

Главная


Fallout 4


Поиск


ЧаВО


Статьи


Форум

 

Галерея


Файлы


Файлообмен


Counter Strike


Чат


Новости


Скриншоты


Написать


Ссылки


Ордена


Участники

 

 

Форум -- Мир постапокалипсиса

KaraBok
Участник проекта
Авторейтинг:
Гуру
(5063-63)
Тема: Фрэнк Петерсон
 
для ответа необходимо зарегистрироваться
Детство.
Фрэнк родился в 2246-году, в мае, на территории Новой Калифорнийской Республики... Его семья не была бедной, скорее люди среднего класса – это не давало ему возможности стать членом сената, однако оставляло ему возможность стать состоятельным человеком. Его родители, мать Мария и отец Питер, мечтали о том, чтобы сын стал послом, юристом, или, возможно, банкиром... Однако судьба распорядилась иначе.
Однажды маленький Фрэнки, играя в руинах маленького и никому не нужного города в Пустошах, упал и сломал себе руку. Попав в больницу, он пролежал там чуть больше месяца, организм быстро справился с болезнью, однако парень был шокирован произошедшим... Когда  он окончательно поправился и вернулся домой, его никто не узнал. Все дело в том, что, пока он отлеживался в госпитале, он был восхищен этими людьми в таких чистых и прекрасных белых халатах, спасая людей, зачастую рискуя собственным здоровьем... Да. Именно тогда Фрэнк решил, что он станет врачом.
Юность.
Родители, в общем-то, с пониманием отнеслись к мечте сына, и обеспечили ему обучение на врача. Первые месяцы обучения идут хорошо, однако потом, увидев, с какой легкостью и непринужденностью Фрэнк вскрывает трупы людей и животных, декан принимает это не за уверенность в себе, но за безответственность, и на следующий день отчитывает Петерсона перед друзьями и однокурсниками, сорвавшись на него с криком: «ВЫ НЕ ВРАЧ, ПОНИМАЕТЕ!!! ВЫ МЯСНИК, А НЕ ВРАЧ!!! ВАМ НА ПЕРЕДОВОЙ НУЖНО РУКИ АМПУТИРОВАТЬ, А НЕ В ТЫЛУ ЛЮДЕЙ ЛЕЧИТЬ!!!». Тогда Фрэнки поднимает глаза, и те, обычно светло-голубые, становятся чернее самой ночи, а добродушная улыбка вдруг превращается в кошмарную дьявольскую гримасу... Декан сам отступает назад и утихает, однако на следующий день юноша все-таки оказывается на улице. Столица Республики, одноименный город, огромен. В нем слишком просто потеряться, и выжить одному невозможно. Тогда что? Юноша все-таки решает поскитаться по городу, в надежде найти хоть какой-нибудь способ не стать игрушкой в руках крупных корпораций...
Вот, бесцельно слоняясь по городу, он случайно набредает на здание, в котором, судя по флагам и военным плакатам на стенах, заседают крупные военные чиновники. Вот Фрэнк, грустно вздохнув, решает отправиться дальше, как вдруг из здания выходит прекрасная молодая девушка. Фрэнки понимает, что настолько красивых девушек он никогда не видел. Да и где он мог их увидеть? Радиоактивная Пустошь – не то место, где есть время ухаживать за собой. Однако НКР, конечно, всегда выделялся – это настоящая цивилизация, да. Петерсон следует за девушкой, и, когда наконец догоняет ее в толпе, аккуратно трогает за плечо. Она оборачивается и чуть не вскрикивает от отвращения, при виде грязного немытого оборванца, однако как обворожительно тот улыбается... Кажется, сам дьявол не смог бы с ним сравниться. Юноша приковывает внимание девушки, и, не смотря на неопрятный вид, она не может оторвать от него взгляд. Как, впрочем, и он от нее. Оказывается, что девушку зовут Беатрисса (ее отцом, кстати, оказывается известный полковник Патрик Майерс). Через какое-то время они уже гуляют под руку, и Фрэнк меняет обноски, в которых его выкинули, на элегантный костюм с нашитым на воротничке пиджака двухголовым медведем, показывающим его близость к знатной семье. В скором времени и родители Фрэнка перебираются из провинции в столицу.
А уже через полгода состоится тот самый разговор, окончательно перевернувший жизнь младшего Петерсона. Вот юноша уже сидит в кабинете полковника Майерса и нервно перебирает в руках гравированную зажигалку.
- Ты же понимаешь, что облажался, верно, сынок?
Петерсон молча кивает, но ничего не говорит.
- Ну почему же ты молчишь и отводишь взгляд? Я знаю, какой гипнотической силой он обладает. Давай же, посмотри на меня.
Юноша все еще молчит и не решается поднять глаза.
- Моя дочь беременна от тебя. Что ты на это скажешь?
Фрэнк наконец поднимает глаза, и смотрит на полковника НКР холодным, немигающим взглядом.
- Ну, что же ты смотришь на меня своими прекрасными голубыми глазами? Почему же все-таки поднял их? Ты уже подарил мне сына, теперь уходи. Не беспокой более мою семью, я не хочу, чтобы о моей дочери пошли грязные слухи.
Фрэнки медленно поднимается с кресла, и, положив зажигалку на место,  ледяным голосом вопрошает:
- И куда же мне теперь идти? Я ведь ничего не умею.
- Послушай, я устрою тебя в армию. Ты будешь медиком, как и мечтал. Ты будешь по-настоящему лечить людей. Но я не хочу, чтобы моя дочь осталась вдовой, поэтому я сделаю все возможное, чтобы ты не попал на передовую.
- У меня нет слов, - задыхается от волнения и счастья Петерсон, - Я...
- Молчи. Все, что нужно было сказать, сказано. Уходи. Не беспокой нас больше.
И Фрэнки, неописуемо благодарный полковнику, ушел.
Служба.
Полковник не соврал – Петерсона правда не отправили на передовую. Вместо того он занимался всякими легкими ранениями, вроде вывихнутой ноги, или выдирал больные зубы. Но и от этой возможности помочь людям он был сказочно, тотально счастлив.
Разнообразия, правда, нет никакого, да и нужно ли оно? Иногда стоит довольствоваться тем малым, что у тебя есть, и не рисковать большим.
На дворе 2274-й год. НКР взяло под свой контроль дамбу Гувера, и туда срочно стягиваются все солдаты – от инженеров до мотопехотинцев. Фрэнк, на сто процентов уверенный в том, что останется в тылу, внезапно разбужен неким Джоном Брейером, сержантом регулярной армии, которому Петерсон когда-то вправил вывихнутую в драке челюсть.
- Вставай, - говорит Джон. - Пора идти.
- Как идти? – не понимает Фрэнки. – Куда идти?
- Добро пожаловать на войну с Легионом, приятель! Ты призван, как и я. Собирай свои шмотки и жди меня у грузовиков. Мы уезжаем.
- Нет, этого не может быть! Я не могу уехать! У меня семья!
- Думаешь, ты один такой? – усмехается Джон. – Пошли, у нас очень мало времени.
«Черт, не может быть! Этот сраный «дорогой полковник, сэр» обдурил меня, а я был слеп и даже ничего не подозревал! Ну, ничего, я еще вернусь. Я стану героем этой треклятой войны, и покажу, кто действительно достоин столь высокого звания!»
И вот стройные караваны грузовиков двигаются по шоссе посреди пустыни, и неласковое постапокалиптическое солнце обжигает лица солдат, и солнечные зайчики играют на сверкающем металле автомобилей... Фрэнки сидит, пряча глаза под своей каской, и думает о том, как он дальше будет жить. Он знает о том, что приходится переживать солдатам на передовой. Он видел искореженные и обожженные лица ветеранов, он знает, с чем приходится иметь дело медикам на линии огня. И он совершенно не понимает, что он может с этим поделать.
Итак, дамба. Позиции нужно удержать, и не дать Легиону пройти дальше. Если же они потеряют дамбу, НКР будет уничтожено. А вместе с ним и Беатрисса, и, мать его, «дорогой полковник, сэр», и родители Фрэнки. Хотя, конечно, НКР не будет уничтожено – Легион просто приукрасит столицу парой тысяч крестов, и все тут. И все...
Битва.
Утро. Пустынное солнце вновь неласково проводит лучами по и без того взволнованным и изможденным лицам солдат. Почему взволнованным? Ночью на холме, на котором устроил базу Легион, погасли все огни. Если раньше можно было проследить за маневрами противника, то теперь солдаты бродили, мучаясь ужасными догадками о том, что же затеяли войны Империи. Скорее всего, они проводили какие-то важные маневры, ведь, как я уже говорил, под покровом темноты это в разы проще.
Фрэнк в этот день был удостоен чести присутствовать в штабе во время обсуждения стратегии возможного сражения, так как Джон порекомендовал его как хорошего стратега.
Решено. Легион всегда наступает волнами – сначала рекруты, потом ветераны, а потом идет элита, поэтому дамба – слишком ненадежная позиция, и в максимально удобном случае следует увести врага на специально заготовленные укрепления на гряде. В это время снайперы из первого разведбатальона уничтожат офицеров противника, и то, что останется от войск Цезаря, будет заведено в Боулдер-сити, и там солдаты подорвут заранее заложенную взрывчатку. А потом спустятся и добьют оставшихся легионеров. Фрэнк будет оперировать непосредственно в эпицентре баталии, а Джон будет командовать отрядом автоматчиков и пулеметчиков.
И вот... Реку уже пересекают лодки, несущие в себе десятки и даже сотни легионеров в кроваво-красных доспехах с такими же штандартами... Снайперы открывают беспощадный огонь, и река в скором времени окрашивается в всем известные цвета. Даже небо окрасилось кровью, и солнце скрылось за тучами, как будто сам солнечный дракон, смертельно раненый случайной пулей, рухнул в реку. Несмотря на все старания солдат, легионеры высаживаются на берегу. Центурионы заняли дамбу. Войска НКР, и Фрэнк в том числе, отступают по склону холма под видом панического бегства. Но это не бегство. И тут доктор почувствовал, что дуло чьей-то винтовки направлено именно в него. Выстрел прогремел прежде, чем он успел что-то предпринять, но пуля лишь сорвала с бока саквояж с врачебными принадлежностями. Фрэнк, забыв обо всем, еще быстрее кинулся на вершину холма, и, прыгнув на дно траншеи, услышал, как очередные несколько граммов смерти просвистели рядом с его головой.
Петерсон чуть приподнимается, чтобы посмотреть с холма на наступающих легионеров, как вдруг видит, что один из солдат НКР, с адской, невыносимой болью в глазах и копьем в спине все же пытается доковылять до окопов. Но через пару секунд в небо влетает фонтан грязи и пыли, и солдат разлетается на кусочки, забрызгав Фрэнки и всех, кто смотрит, кровавым месивом из кишок, дерьма и кровищи. Желудок доктора не выдерживает, и Петерсон заблевывает его собственные ботинки, после чего медленно скатывается на землю и, свернувшись калачиком, лежит на дне окопа. Шум боя, крики и суета остаются где-то далеко позади, как будто в другом измерении, и так продолжается до тех пор, пока его не одергивает Джон. На поясе сержанта болтается трофейный и окровавленный гладис, а в руке железной хваткой зажат пистолет.
- Отступаем к Болдер-сити.
Фрэнки поднимают на ноги, и тут он наконец понимает, насколько близок к смерти. Да, бежать, быстрее бежать! Встретиться с саперами – единственный шанс спастись. Однако самая большая досада заключается в том, что Фрэнки даже не знает, насколько успешно действует первый разведбатальон, и что ближе – победа или поражение. Пока Фрэнки и Джон бегут к саперским позициям, до них доносится свист и улюлюканье обезумевших от ненасытной жажды убийства легионеров.
И вот через несколько минут Боулдер-сити с загнанными в ловушку бойцами ВЗЛЕТАЕТ на воздух вместе с легионерами в нем! И солдаты НКР, как несколько секунд назад легионеры Цезаря, с безумным криком ярости бросаются в руины, даже не дождавшись, когда развеется дым. Безумие охватывает и доктора, и в нем не остается ничего, кроме слепой ненависти и ярости. Ноги, вязнущие в распоротых животах трупов, трофейное мачете, рубящее направо и налево, хлюпанье человеческой плоти, забрызганное кровью, искривленное в чудовищной гримасе лицо солдата, стоны, крики, звон лезвий, резать, рубить, стрелять, вопить!
Очнется Фрэнк лишь тогда, когда настанет поздний вечер, и окончательно разбитые легионеры отступят за реку. Петерсон оглядит себя, и, увидев свои руки, по локоть в крови, ноги, на которые намотаны чужие внутренности, окровавленное мачете, в шоке упадет в обморок.
Дезертирство.
Сражение выиграно, однако лагерь еще несколько недель тонет в крови. Доходит даже до проблем с тем, куда девать огромное количество ампутированных конечностей. Фрэнки вспоминает, как декан когда-то кричал, что ему нужно не людей лечить, а отрезать руки. Он был неправ. Ампутация  конечностей – тоже помощь. Эти солдаты, пусть и станут инвалидами, но буду жить. Хотя... Кому это все нужно? Сколько еще конечностей будут ампутированы, пока НКР наконец не добьется своей неведомой, но очень желанной цели? Через сколько трупов придется перешагнуть? Нет. Он не может так жить. Он не может убивать просто потому, что эти люди – «враги Родины». Чего такого его сделала эта, мать ее, «Родина», чтобы за нее можно было убить человека? Надо было уходить, причем прямо сейчас, без промедлений.
И вот он уже стучит кулаком по двери, ведущей в жестяную хижину Джона, с такой силой, будто хочет вынести эту дверь к чертовой матери.
Когда сержант наконец открывает, Фрэнки чуть не сбивает его с ног, врываясь внутрь и захлопывая за собой дверь. Усевшись, он начинает свою исповедь. Он рассказывает, почему он очутился на фронте, выдает свои мысли и, наконец, говорит о своем плане побега. До этого не проронивший ни слова Джон говорит: «Хорошо. Пойдем».
...Вой военной сирены оглашает весь лагерь, где-то вдалеке слышится лай боевых псов и ругань патрульных. Две фигуры бегут по склону горы вверх, в сторону реки Колорадо. Изначально они хотели пойти другим путем, но поднятая тревога не оставила им иного выбора, кроме как прыгнуть в реку со скалы. Одна фигура бежит впереди – это Джон, другая довольно сильно отстает – это Фрэнк. Однако они оба знали, на что идут, и поэтому бегущий впереди не будет ждать отстающего. И вот Фрэнки снова испытывает то чувство – когда в твою спину направлено дуло винтовки. Доктор видит, как Джон уже прыгнул вниз. Петерсону остается несколько метров до края, как вдруг его как-будто ударили дубиной. Ноги онемели, и Фрэнки рухнул на пол. Черт, край был так близко... Так близко и так далеко. Обернувшись, Петерсон увидел, как один из патрульных торжествующе поднял винтовку над головой. А дальше была лишь темнота.
На следующий день все газеты НКР трубили о том, что произошло предательство их великой страны. Джону удалось убежать, однако даже он не смог бы спасти беднягу Фрэнки. Ведь вина, как говорится, на лицо, ее не требуется даже доказывать. Остается лишь выбрать степень наказания...
В суде на Фрэнка валятся тонны обвинений, начиная от расплывчатого «непатриотизма» до вполне реального «саботажа войск Новой Калифорнийской Республики». Он, конечно же, на все вопросы отвечает «Виновен». Судья изрыгает пламя, когда оглашает приговор – смертная казнь через расстреляние, и организовать ее нужно, как представление на потеху толпе.
Ночь перед казнью он проведет на полу сырой камеры в какой-то старой тюрьме, где побрезговали бы спать даже тараканы. На утро дверь открывается, и офицеры ведут его сначала исповедоваться перед священником, потом еще какое-то время уходит на обед, по старой американской традиции выбираемый непосредственно тем, кому вынесен смертный приговор, и вот его уже выводят на площадь перед дамбой. На голове Фрэнки ошейник со взрывчаткой, а руки закованы в наручники. Его выводят на хрупкий помост, где уже давно ждут своего часа трое пехотинцев из расстрельной команды. Петерсон стоит в новом, сшитом с иголочке мундире, и непонимающим взглядом окидывает толпу собравшихся зевак. Зачем они все пришли сюда? Неужели смерть человека сможет доставить им такое удовольствие? Новобранцы улюлюкают и освистывают его, ветераны смотрят ему в глаза и с сожалением отводят взгляд, и... откуда-то доносится запах любимых сигарет полковника – «Кэмэл». Фрэнки старается отыскать в толпе этого человека, но безрезультатно, и тут голос за его спиной произносит: «Обернись». И Петерсон оборачивается, и видит, как трое солдат, поднимая свои винтовки, целятся ему в сердце, как командир медленно поднимает руку, чтобы они выстрелили, когда он ее опустит... И вот Фрэнк падает на доски, как подкошенный, но солдаты почему-то в растерянности убирают свои ружья, их командир делает шаг назад... И Фрэнки лишь потом узнает, что тогда случилось. В него никто не стрелял. Просто он, обезумев, упал на землю и начал кататься по ней, то воя, то истерично смеясь, изо рта рекой лилась пена, и никто не решался выстрелить.
Еще неделю доктор лежал в госпитале, вместо слов бормоча бессвязные комбинации, и когда все уже думали, что с ним покончено, что он окончательно сошел с ума, он все-таки заговорил. И первым, кто пожелал с ним поговорить, стал командир гарнизона.
«Я отпускаю тебя. Отпускаю, да, потому что я сам участвовал в обороне дамбы. В моих глазах ты невиновен. Уходи, но не возвращайся – отныне для НКР ты мертв».
Фрэнки пожимает командиру руку и выходит из казармы, в последний раз отдав честь. Он даже не знал имени этого человека, однако тот сохранился в его памяти как один из самых добрейших людей на свете.
Наемничество.
После ухода из армии остро стал вопрос – а что же делать дальше? Наш герой решил пойти в Нью-Вегас. Говорят, там можно было неплохо подзаработать, выполняя разнообразную работенку для Трех Семей. Он мог бы стать там врачом, почему нет? Но судьба – если она, конечно, есть – распорядилась иначе. Проходя через торговый пост 188, он вдруг услышал знакомый голос... и знакомую ругань.
- Слушай, говнюк, это реально хорошая броня – я в ней еще при дамбе сражался. Она просто охрененно хорошая. Давай, соглашайся. Я готов отдать все за сто крышек.
- Нет, я не могу. Ты... вы дезертир! Я вас сдам!
Фрэнки успел подойти как раз к тому моменту, как «гладис» Джона оказался в опасной близости от паха торговца.
- Послушай, дружище, я же тебе яйца отрежу. Я уже неделю в этом таскаюсь – даже знаки отличия посрывал, чтобы побыстрее продать...
- Он ведь правда отрежет, - донесся со стороны голос Петерсона. – Соглашайся, это выгодная сделка.
- Ну... Хорошо! Пятьдесят крышек!
«Ничего себе, - пронеслось в голове у Фрэнки. – У него острый нож у яиц, а он все еще торгуется. Да, это должно быть в крови».
Через полчаса Фрэнк и Джон уже шагают, как привыкли, нога в ногу по растрескавшемуся асфальту, манимые яркими огнями Вегаса. Их манит лоск и пафос этого прекрасного города, легкие деньги и ставшая уже родной опасность...
 
 
07.11.2010 20:56

 

 запомнить
Регистрация
Забыли пароль?
 

ГАЛЕРЕЯ


Маска КГ