Пользователь
Авторейтинг:
Гуру
(3171-1)
 Звание:
Der sammler von seelen
Репутация:
Deviseninlander Hydropolis
|
|
Тема: Голубой Изгой и Великая Тайна (fixed)
| для ответа необходимо зарегистрироваться |
В те славные годы в одной хорошей стране жил да был Голубой Изгой. В ту пору изгои этой
хорошей страны далёко прогнали черные войска проклятых гомофобов, и спокойно стало на
улицах городов: ни крику, ни ругани, ни насилия, ни оскорблений.
На одной спокойной улице одного хорошего города, среди вишнёвых деревьев и малиновых
кустов, стоял красивый домишко, в котором жил Изгой, по прозванию Кабал, да отец его Punk,
да старший брат voffka, а матери у них не было.
Отец на заводе работает да в изгой-баре расслабляется. Брат в университете учится да в
изгой-клубе тусуется. Изгой в школу ходит да с другими пацанами балуется.
Гоп!.. Гоп!.. изгой!.. изгой!.. Хорошо! Не ворчат попы, не разбойничают скинхэды, не лютуют
менты. Не надо от плевков утираться, не надо от бейсбольных бит уворачиваться, не надо от
ментов по подвалам прятаться! НЕ НАДО ГОМОФОБОВ БОЯТЬСЯ! Работай да учись, живи да
наслаждайся – хорошая жизнь!
Но вот однажды – дело к ночи – лёг Голубой Изгой спать. Но не спится ему – ну, никак не
засыпается. И всё вроде хорошо, да на душе неладно.
Вдруг слышит он: на улице – рёв, в окно – стук. Глянул Голубой Изгой и видит: стоит у окна
байкер. Байк – блестящий, кожак – новенький, джинсы – потёртые, а на голове – голубая
бандана.
– Эй, вставайте, братушки! – крикнул байкер. – Пришла беда, откуда не ждали. Напали на нас
из-за Чёрных Гор проклятые гомофобы. Опять наполняются тюрьмы, опять разгораются костры
инквизиции, опять плачут наши Изгойечки. Бьются с гомофобами наши братушки, и мчатся гонцы
звать на помощь Всемирную Голубую Братию.
Сказал эти слова байкер и умчался прочь. А отец Изгоя надел кожаную куртку, положил в
карман пачку сигарет да повязал голубую бандану. Не взял он никакого оружия – не держат его
изгои. Их оружие – дружба и взаимовыручка.
– Все изгои – братья, а братья всегда помогают друг другу, – сказал отец старшему сыну. –
Мы отстоим нашу свободу, ведь только в свободе, в полной свободе может цвести и благоухать
любовь!
Так сказал он, крепко поцеловал Изгоя и ушел.
День проходит, два проходит. Выйдет Изгой на улицу: нет, не видать ещё Голубой Братии.
Залезет Изгой на крышу, весь день с неё не слезает: нет, не видать. Лёг он к ночи спать.
Вдруг слышит: на улице – рёв, в окно – стук. Выглянул Голубой Изгой и видит: стоит у окна
тот же байкер. Только байк потускнел да бак промят, кожак – в порезах, джинсы – в дырах, а
на голубой бандане – пятна крови.
– Эй, вставайте, братушки! – крикнул байкер. – Пришла беда из-за Чёрных Гор, много
гомофобов, да мало наших осталось. Вставайте, кто может!
Встал тогда старший брат, надел кожак, положил в карман пару косячков да повязал голубую
бандану.
– Прощай, Изгой, – сказал он. – Все изгои – клёвые чуваки, а клёвые чуваки завсегда постоят
друг за друга. Мы отметелим проклятых гомофобов и станцуем ламбаду на их червивых телах!
День проходит, два проходит. Залезет Изгой на крышу: нет, не видать Голубой Братии. Вот
пришла ночь, и лёг Изгой спать. Но не спится ему – ну какой тут сон!
Вдруг слышит он: на улице – шаги, у окошка – шорох. Глянул Изгой и видит: стоит у окна всё
тот же байкер. Тот, да не тот: и байка нет – разбили байк, и кожака нет – сожгли кожак, и
джинс нет – порвали джинсы, да на голове – не голубая бандана, а кровяные бинты. Да сам не
стоит – а шатается.
– Эй, вставайте, братушки! – закричал он в последний раз. – Пришла беда из-за Чёрных Гор.
Помощь близка, да силы нет. Вставайте, кто ещё остался! Нам бы только ночь простоять да
день продержаться.
Сказал эти слова байкер и упал замертво.
Глянул Голубой Изгой на улицу: пустая улица. Не хлопают двери, не скрипят ворота – некому
вставать. И отцы ушли, и старшие братья ушли – одни Изгойчики остались.
Выбежал Голубой Изгой на улицу и громко крикнул:
– Эй же, вы, Изгойчики, мальчонки, Изгойчики! И отцы ушли, и братья ушли, только мы одни и
осталися. Или мы, Изгои, – совсем малыши?! Или нам, Изгоям, – лишь дрочить по углам?!
Выходите же, Изгойчики, мальчонки, Изгойечки! Защитите Голубую Идею!
Как услышали такие слова Изгойчики, мальчонки, Изгойчики, как заорут они на все голоса! Кто
в дверь выбегает, кто в окно выпрыгивает! Все хотят идти на подмогу, все хотят защищать
Голубую Идею!
Все, да не все. Нашелся один иуда – Изгоем-Плохишом его звали. Очень деньги любил, говнюк.
Задницу свою за баксы продавал. А задница-то – тьфу! – одни старики и пользовались.
Хорошего Изгоя Плохишом не назовут!
Задумался этот Плохиш, как Голубого Изгоя гомофобам сдать да жопу свою вонючую подороже
продать. Задумался да вместе с Изгоями пошел, как будто бы на подмогу.
Бьются Изгойчики, мальчонки, Изгойчики от тёмной ночи до светлой зари. Лишь один Плохиш не
бьется, а всё ходит да высматривает, как бы Изгоям подлянку сделать да гомофобам помочь. И
вот же, гад, что удумал: подменил амфетамин волшебный, которым Изгои подкреплялись,
порошком сонным.
А в это время спрашивает Верховный Гомофобий у своего полководца Арнольда Шварценеггера:
– Ну что, Арнольд, добился ты победы?
– Нет, Ваше Гомофобство, – отвечает тот. – Мы почти всех пидарасов разбили, и совсем была
наша победа, да примчался к ним на помощь Изгой, по прозвищу Кабал, и никак мы с ним не
справимся.
– Да как же это так! – рассердился Верховный Гомофобий. – С коммунистами справились, с
роботами справились, с инопланетянами справились, а тут какого-то мелкого пидараса победить
не можем! И это сильнейшая армия во Вселенной! Иди, Арнольд, и без победы не возвращайся!
Вот сидит Арнольд и думает, как Голубого Изгоя победить. А думать-то особенно и нечем. И
тут, на его счастье, Изгой-Плохиш из-за кустов вырисовывается и прямо к нему.
– Тыщу баксов за Голубого Изгоя и десять баксов в час за меня, – говорит Плохиш.
– О*кей, – соглашается Арнольд, и отсчитывает тысячу десять баксов.
И через час началась атака гомофобского войска.
А Голубой Изгой и его Изгойчики – сонные, сражаться не могут. Налетели гомофобы на Голубого
Изгоя, скрутили его, подлые, да в цепь заковали. Выхватил Арнольд Шварценеггер меч и всех
остальных Изгоев, мальчонок, Изгойчиков лично порубал. Сонных и беспомощных порубал, –
терминатор недобитый! – и тела собакам бросил.
Привели Голубого Изгоя к Верховному Гомофобию.
– Почему, Изгой, бились ви с моей армией? – спрашивает тот. – Разве не известно тебе, что
мужеложство есть грех великий? Разве не знаешь ты, что мой великий страна приносит всем
счастье и мир?
Рассмеялся Голубой Изгой, но ничего не сказал.
– Отчего, Изгой, проклятый Кабал, всех вас, мужеложцев, кастрируем, в тюрьмы сажаем, на
кострах сжигаем, а вы всё никак не отступитесь, от своего порока не откажитесь? Отчего даже
в моей стране, в великих Соединенных Штатах Гомофобии, простые рабочие и студенты слушают
ту же музыку, что и вы, целуют друг друга, как вы, грешат друг с другом, как вы? И почему
не страшат их ни пытки, ни казни?
Улыбнулся Голубой Изгой, но ничего не сказал.
– Может быть, у вас, извращенцев греховных, есть могучий секрет? Какая-то Голубая Тайна?
– Есть, – говорит Голубой Изгой, – и могучий секрет, и Голубая Тайна. Есть и миллионы
изгоев по всему миру. И сколько ты их не запугивай, сколько не уничтожай, никогда не
удастся тебе заставить их отказаться от своей любви.
– Раскрой вашу Голубую Тайну, Изгой! – закричал Верховный Гомофобий. – И я сохраню тебе
жизнь!
Рассмеялся Голубой Изгой.
– Ни один из изгоев не раскроет тебе Голубую Тайну, – сказал он. – А сам ты, гомофоб
тупорылый, во веки веков не раскроешь наш могучий секрет, нашу общую тайну, потому что
понять её может только тот, кто любит!
Рассердился Верховный Гомофобий и приказал Арнольду Шварценеггеру учинить самую жестокую
пытку и выпытать Голубую Тайну.
Вернулся Арнольд Шварценеггер и говорит:
– Нет, Ваше Гомофобство. Ничего не сказал Голубой Изгой.
– Да что ж это за педики такие! – воскликнул Верховный Гомофобий. – Продолжают дружить,
зная, что за это их ждет тюрьма, продолжают любить, зная, что за это их ждет костёр. Что же
это за непонятные люди! Если даже такие малые дети борются за Голубую Идею и под пытками не
выдают Голубую Тайну!
И приказал он Арнольду Шварценеггеру казнить Голубого Изгоя.
Привязал Шварценеггер Голубого Изгоя к столбу и подпалил солому, что у его ног лежала.
Долго ждал он криков Голубого Изгоя, но так и не дождался. Не кричал Голубой Изгой, а
улыбался, ибо видел он, что приближается Голубая Братия, ибо знал он, что погибает не зря,
а за дело правое.
И погиб Голубой Изгой.
Но не успел Верховный Гомофобий порадоваться, не успел костёр остыть, как налетела буря. И
имя этой бури – Голубая Братия.
Со всего мира откликнулись добрые люди на призыв о помощи. И тридцать три богатыря с
дядькой Черномыром пришли, и Илья Муромец с Добрыней Никитичем и Алёшей Поповичем
прискакали, и Борис Моисеев со звездами российской эстрады приплыли, и Голубая Ушанка с
фанатами московского «Динамо» прибежали, и Старик Хоттабыч с пионерами на ковре-самолёте
прилетели, и модераторы литературных сайтов с читателями эротической прозы на рефрижераторе
приехали. Даже горячие эстонские парни на велосипедах прикатили. И ещё много-много добрых
людей, известных и совсем не известных, знаменитых и совсем простых. В общем, кто из смог –
все на помощь пришли.
И была битва, не на жизнь, а на смерть.
И бросил свою армию Верховный Гомофобий, в страхе бежал, ксенофоб проклятый.
– Никогда нам изгоев не одолеть! – прокричал он и упал, сражённый писком Витаса, замертво.
А Голубого Изгоя схоронили на Зеленом Холме у Голубой Реки. И поставили над могилой большой
памятник.
Проезжает МОрмон – привет Изгою!
Пролетает Двойра – привет Изгою!
Проплывает 1класс – привет Изгою!
А пройдет Боря Моисеев – салют Изгою!
|
